«Продавал проституток в консервах»: стала известна полная история убийств херсонского маньяка

 
Владимир Довгий, по прозвищу «Тушоночник из Новой Каховки», фигура, которая до сих пор вызывает шок даже у самых бывалых криминалистов. Он не просто убивал. Он хранил жертвы в трёхлитровых банках, делал консервы, а часть продукции… продавал на местных рынках как «домашнюю тушёнку». Внутри — мясо пропавших девушек. В основном — наркозависимых и проституток, которых никто не искал. 

Это история о том, как из домашнего «повара с психозом» получился серийный убийца, от которого содрогнулся весь юг Украины. История, которая словно сошла со страниц хорроров, но происходила рядом — в Херсонской области. И началась она в семье интеллигентов...

Детство, семья и затаённые странности: формула монстра

Владимир Анатольевич Довгий родился в 1963 году (по некоторым источникам — в 1961-м) в городе Новая Каховка, Херсонская область, Украинская ССР. Его семья считалась образцовой. Отец — известный хирург, мать — терапевт в местной районной больнице. В доме, полном медицинских книг, бесед о болезнях, анатомии и помощи людям, Владимир рос замкнутым, но очень любознательным ребёнком. В отличие от сверстников, он не играл во дворе, а часами мог рассматривать медицинские атласы. Уже в младших классах он знал анатомию человека лучше, чем многие старшеклассники. Уникум, одним словом.

Родители души не чаяли в единственном сыне. Его не ругали, не наказывали, наоборот — во всём поддерживали и поощряли. С ранних лет он начал говорить, что станет врачом, как отец. Родные только подогревали мечты, убеждая, что у него «уже врачебный склад ума». 

Однако в подростковом возрасте начали проявляться сомнительные черты. Владимир становился всё более замкнутым, избегал ровесников, не участвовал в школьной жизни. Девушки его не интересовали — ни как объект симпатии, ни даже как друзья. Учился он с переменным успехом: гуманитарные предметы не давались вовсе, а точные — лишь на среднем уровне. Несмотря на обширные знания по анатомии и медицине, системного мышления и дисциплины у него не было. В старших классах он окончательно ушёл в себя, практически перестал общаться даже с родственниками.

В 1981 году он окончил школу и попытался поступить в медицинский вуз. Провал. Он не сдал экзамены. Мать и отец были в шоке. Вторую попытку он предпринял после армии, но снова неудачно. Позже Владимир поступил в машиностроительный техникум. Однако он не оставлял попыток доказать, что может «лечить людей» — и начал погружаться в мир народной медицины, нетрадиционного лечения, экстремальных диет и самодельных препаратов (включая наркотические).
   
Параллельно с этим усиливались его странности. Он не общался ни с кем, кроме родителей. Не выходил на улицу без необходимости. Всё свободное время проводил дома — читал, писал рецепты, делал заготовки, увлекался консервированием и обработкой мяса. Причём мясо интересовало его не только как пища, но и как биологический материал. Ему нравилось его резать, изучать структуру мышц, жил, связок.

На первый взгляд — тихий чудак. Но по сути — замкнутый, не социализированный молодой человек с первыми признаками психических отклонений. Пока ещё безопасный. Пока ещё без крови.

Но всё изменится, когда в его жизни произойдут две трагедии: смерть матери и уход отца. Именно тогда внутри Довгого что-то щёлкнет. И монстр окончательно выйдет на охоту.

Психический надлом: смерть матери и уход отца как точка невозврата

Середина 1999 года. Владимиру Довгому — чуть за 35. Он всё ещё живёт с матерью в старой хрущёвке на Пионерской улице в Новой Каховке. К этому моменту — безработный, официально нигде не числится, перебивается случайными подработками. Чаще всего — мясные лавки, подсобка на рынке, шинковка, разборка туш. Мать — пенсионерка, тяжело больная, но всё ещё заботится о сыне, как о мальчике. Готовит, стирает, не допускает в дом посторонних. Именно в этом сгустке любви, жалости и тревожного умолчания всё эти годы и зрела та самая трещина.

Когда у матери случается инсульт, Владимир находит её на кухне. Скорая не успевает. Женщина умирает в течение часа. И вот она — первая смерть в его жизни, которая его действительно касается. Но вместо слёз — ступор. Шок. Он не знает, что делать. Не может вызвать участкового, не может сказать соседям. Два дня он живёт в квартире с телом, прежде чем всё-таки звонит в морг. Эта сцена потом будет мелькать в показаниях. Он якобы «просто не знал, куда звонить», хотя на кухонной полке — целая стопка медицинских справочников с нужными телефонами.



Мать для него была не просто близким человеком. Она была опорой, гарантом стабильности, единственным человеком, кто принимал его со всеми странностями. Она не требовала от него быть «нормальным» — позволяла часами ковыряться в консервах, приносила с работы медицинские журналы и материалы, защищала от упрёков соседей и даже от отца, который иногда говорил: «Пусть Володя займётся чем-то настоящим». И тут возникает закономерный вопрос, почему ковыряться в консервах?

«Мама делала тушёнку — я помогал»: первый контакт с мясом и банками

Когда Владимиру было 7–8 лет, в доме часто делали домашние заготовки. Особенно — консервы из свинины и говядины: стандартная практика для советской семьи. Мать, терапевт по профессии, относилась к этому как к почти медицинскому процессу — стерильность, банки, крышки, температура, пропаривание.

Вова обожал этот ритуал. Но не с точки зрения еды.

Он просил разрешения перебирать куски мяса, обрезать лишнее, наблюдать, как шевелятся жилки, и укладывать куски в банки. Мать, видя интерес сына, не отказывала: «Хочет — пусть помогает. Может, хирургом будет, как отец».

Иногда она даже шутила: «Володя, у тебя глаз как у мясника!»

Он смеялся. Но шутка превратилась в пророчество.

С её уходом Довгий оказался в психологическом вакууме. Он начал спать по 14–16 часов, вставал поздно, не выходил из дома. Не мылся. Питался одними консервами, а иногда — просто запивал всё водкой или настойкой, которую делал сам. В квартире — вечная темнота, закрытые окна, пыль, запах кислого металла и уксуса. Соседи жаловались, что с балкона временами тянуло тухлым мясом.
  
После похорон Владимир замыкается окончательно. С улицы домой не пускает никого. Занавески — закрыты, телевизор не работает, почтовый ящик переполнен. На кухне — развалы пустых банок, старый алюминиевый таз, затхлый запах уксуса и гари. Еды — минимум.

Из привычек — только одна: консервация. Теперь уже маниакальная. Он готовит тушёнку. Тоннами. Иногда просто складывает мясо в банки, иногда варит в собственном жиру. Правда пока ещё не из людей...
  
Эпизод с отцом: мясо, которое не забывается

После смерти жены Анатолий Довгий всё ещё пытался держать контакт с сыном. Приезжал в квартиру, привозил еду, оставался на обед. Уже тогда там воняло прокисшим мясом и горелым жиром, на балконе копились банки, в кухне — старая посуда и алюминиевые тазы. Владимир жил в тени — с закрытыми окнами, занавешенными шторами и мутным взглядом. Но отец делал вид, что всё нормально. Не вмешивался.



Однажды Владимир подал к столу мясо. Шикарно приготовленное — мягкое, с гарниром, с приправами. Отец ел молча, потом осторожно спросил: — Что это за мясо? — Барсук, — ответил сын. — С капкана. Сам ловил. 

Отец удивился — раньше охотником сын не был. Попросил показать «места». Они пошли — в лесополосу, к зарослям. Владимир ткнул пару ржавых капканов в бурьян, но ни свежих следов, ни добычи там не было. Просто пустота и грязь. Вернулись домой. И тут Владимир, словно между делом, сказал: — Ладно. Ты только не злись. Это не барсук был. Собака. 

После этой фразы отец застыл. Потом молча встал, оделся и ушёл.

Позже он всё же навещал сына — всё реже, всё осторожнее. И однажды, уже после одного из таких визитов, он понял: всё сломалось. Владимир говорил сбивчиво, странно. Упоминал про «женское мясо», как про «очищающий белок», про тушёнку — как про «лекарство от похоти».

Отец понял, что сын не просто замкнут — он поехал крышей. В последний раз он услышал от него фразу: «Знаешь, что самое чистое мясо? Женское. Без остатка. Всё полезно».

После этого Анатолий уехал. Больше он не приходил. Не звонил. Не сообщил в милицию. Не обратился к психиатрам. Просто исчез из жизни сына. Позже, уже во время следствия, он скажет: «Я понял, что он болен. Но не думал, что настолько». 

С этого момента Владимир остался абсолютно один. Ни семьи, ни друзей, ни сдерживающих факторов. Только квартира-призрак, гниющая тишина и миссия, в которую он начал верить всерьёз. Он больше не просто делал тушёнку — он «исцелял» мир от тех, кого считал мусором. Он говорил сам себе, что очищает улицы от разврата. А на кухне выстраивал ряды банок, как солдат на параде. 

Как появилась Ольга Мельник: женщина, после которой начался ад 

Единственный достоверно известный близкий человек в жизни Довгого — это Ольга Мельник. Она была тяжело больна — туберкулёз в запущенной форме, социально неблагополучная, без постоянного места жительства. Где именно они познакомились — точно не установлено, но по одной из версий, она жила неподалёку и периодически появлялась в его районе.

Довгий предложил ей остаться у него — под предлогом помощи и заботы. Жила она у него недолго, но успела оставить на его психике неизгладимый след. По словам самого Довгого, у них были «интимные отношения», хотя подтвердить это невозможно. Сам он утверждал, что пытался лечить её туберкулёз собачьим жиром — якобы вычитал «народный рецепт» из старого медицинского журнала. С этого момента он начал регулярно убивать собак.

В какой-то момент Ольга призналась, что её обижали знакомые девушки. Тогда Довгий, по его собственным словам, предложил: «Хочешь — я их всех убью». 

Уже на следующий день она якобы привела в дом женщину, с которой у неё был конфликт. Та вела себя вызывающе, унижала Ольгу. Это и стало первым убийством.

После этого — по признаниям самого Довгого — он впервые попробовал человеческое мясо. Его слова: «Сначала отвращение, потом — интерес, потом — привычка». 

Якобы они с Ольгой попробовали его вдвоём. Это она, как он говорил, поддержала его, когда он начал делать «консервы». Однако подтвердить это никто не может: спустя некоторое время Мельник умерла. Версия — естественная смерть от болезни. Но при этом её тело никто не проверял, никакой эксгумации не проводилось.



Смерть Ольги стала ещё одним внутренним переломом. Он остался совсем один, и убийства пошли по накатанной. Дальше уже не было «отношений». Только расчёт, изоляция и баночный конвейер. 

После Ольги: как Довгий выбрал себе идеальных жертв 

Когда Ольга Мельник умерла — по официальной версии, от осложнений туберкулёза — в голове Довгого словно щёлкнул последний тумблер. Ему больше не нужно было ни одобрение, ни соучастие. Только цель. А цель у него теперь была чёткая: «очистить мир» от, как он сам выражался, «грязи». Под этим понятием он понимал женщин — уязвимых, зависимых, одиноких. Проституток, наркоманок, приезжих.

Довгий объяснял, что они не заслуживают ни сочувствия, ни помощи. Он считал, что делает нечто полезное. Он не скрывал этого — наоборот, в показаниях хвастался, что избавляет улицы от «греха». «Их никто не ищет. А я перерабатываю. Это даже не убийство — это утилизация», — говорил он.

Он не выискивал жертв среди знакомых или соседок. Его «охота» шла по трассам, вокзалам, заброшенным дворам, рынкам. Он искал тех, кто уже давно выпал из системы. Девушки, которые соглашались на ночлег за еду, выпивку или дозу — вот кто становился «материалом» для тушёнки.

Механизм был отточен. Он приводил их домой — под предлогом еды или отдыха. Иногда — занимался с ними сексом. Но главное происходило потом. Он не убивал в пылу или аффекте. Всё было хладнокровно. Он подходил сзади — так, чтобы не смотреть в глаза. Иногда душил, чаще — бил ножом. После — расчленение и консервация.

Он утверждал, что с каждой знал, в какой банке она лежит. Вёл записи. Давал им клички. Иногда писал на крышках дату — день «заготовки».

Его не мучили угрызения. Он не сомневался. В глазах Довгого он был не маньяком, а «технологом». Человеком, который нашёл своё призвание. Он не просто варил тушёнку. Он «очищал» улицы. И убеждённо верил в свою миссию. 

Первые жертвы: как началась охота 

Первая жертва — девушка, известная в Новой Каховке как наркозависимая проститутка. Социально низкоуровневая, почти никем не замеченная, она стала для Владимира «легкой добычей». Никто её не искал, не ждал, никто не думал, что её может ждать смерть так близко и так жестоко.

События развивались молниеносно. Владимир не планировал убийство как преднамеренное преступление — скорее, это был взрыв агрессии, момент, когда его психика не выдержала. Кто-то сказал, что причиной мог стать конфликт, но точных данных нет — слишком много тайн и нестыковок.

После убийства Владимир не прятал тело в укромном месте. Он поступил так, как привык — по-своему, извращенно. Тушёнка из свинины и говядины — это был его ритуал. Теперь он сделал ритуал из человеческой плоти. Тело нарезалось на куски и мариновалось в трёхлитровых банках. Владимир тщательно укладывал мясо, следил за процессом, как будто готовил особый рецепт.

Первые банки с человеческой тушёнкой появились именно тогда. В их крышках был не пар от стерилизации, а ужас и смерть. Но никто этого не заметил. Владимир продавал эти страшные консервы на местных рынках, маскируя товар под домашнюю продукцию. Среди покупателей никто не подозревал, что покупает.



С каждой следующей жертвой монстр всё больше погружался в свою тёмную роль. Социально уязвимые женщины, потерянные в жизни, наркозависимые, проститутки — никто не был защищён. Их исчезновение почти не замечалось. Владимир считал, что очищает мир от «мусора», но на деле создавал настоящий кошмар.

Его «охота» стала холодной, расчётливой и жутко организованной. Банки заполнялись всё быстрее, а он — становился всё более отчуждённым от реальности и человечности. Каждый день он погружался в свою патологию, растил монстра внутри себя.

Тогда никто не знал, что за этим тихим, замкнутым человеком стоит один из самых страшных серийных убийц постсоветского пространства. История «Тушоночника из Новой Каховки» начиналась именно здесь — в городе, где по ночам можно было услышать только тишину и запах гнили из его квартиры. 

Пик «тушёночного» террора: как работала система 

2000–2002 годы — самый мрачный период в истории этой безумной мясной алхимии. Владимир Довгий к тому моменту уже полностью трансформировался в «тушоночника» — не человека, а существо, живущее в ритуале. Всё, что было раньше: семья, мечты, неудачи — исчезло. Остался он, квартира на Пионерской и целый склад банок, в которых плотно уложены фрагменты человеческих тел.

На первый взгляд, схема была простой. Владимир выискивал жертв в окрестностях — чаще всего это были женщины, попавшие в сложную жизненную ситуацию: зависимые, бездомные, приехавшие на рынок «на день» и растворившиеся навсегда. Он знал, кого выбирать. Уязвимых. Таких, чьё исчезновение не вызовет шума.

Разделка шла по отработанной схеме: тазик, мясной нож, старый советский топорик. Он отделял мясо от костей, вываривал, утилизировал остатки. Кости дробил вручную. Особую брезгливость вызывало то, как он разделял мясо по категориям: «нежное», «плотное», «на тушёнку», «на печеньки». Всё это он фиксировал в тетрадке. Да, у него была настоящая тетрадь тушёночника — с датами, краткими описаниями жертв, даже с «оценками вкуса».

Он варил мясо, добавлял специи — лавровый лист, перец, чеснок. В некоторых банках находили даже кусочки моркови. Он делал из этого консервы — герметично закрытые, чисто оформленные, с аккуратными этикетками. Подписи были разные: «Говядина домашняя», «Свинина тушёная», «Ассорти». Сбыт шёл либо через местный рынок, где он под видом «частника» сдавал товар торговкам, либо через знакомых в частных забегаловках. Да, именно туда попадали банки с жутким содержимым.

Именно в этот период — по приблизительным оценкам следствия — исчезли не менее 11 женщин. Пропавших без вести, чьи тела так и не нашли. Их имена известны только родственникам, да и то не всегда. А Владимир продолжал — варить, закатывать, расставлять.

Интересно, что у него была почти маниакальная дисциплина. Всё происходило по расписанию: утро — расчленение, день — варка, вечер — закупка соли и специй. Спал он по часам, питался банками с прошлых лет. Не пил на этом этапе — считал, что алкоголь «сбивает концентрацию». Он сам себя называл «технологом» и «спасателем от греха». А в тетрадке с записями на полях можно было прочитать такие строчки: «Плоть — лекарство от похоти», «Женщина — сосуд, а я — утилизатор». 

Это был уже не просто убийца. Это был индустриальный каннибал, мелкий маньяк, создавший собственную мясную мини-фабрику смерти.

Первые подозрения

Первым тревожным звоночком стали регулярные появления Довгого на продуктовом рынке в Новой Каховке. Он приходил с 2–3 банками тушёнки, предлагал их частным продавцам — в основном, пожилым женщинам или мелким перекупщикам. На этикетках ничего не было — просто маркером написано: «домашняя», «свинина», «в собственном соку». Цена — вдвое ниже рыночной. Банки плотно забиты, жир мутный, мясо — подозрительно однородное, без характерных волокон, что отмечали несколько продавцов. Некоторые отмечали странный вкус и запах.

Поначалу на это не обращали внимания — на рынке всё брали. Но через несколько месяцев начали отказываться: покупатели жаловались на вкус продукции. Один из мясников, увидев содержимое, якобы сказал, что структура ткани больше напоминает не свинину, а человеческую мышцу. Информация осталась на уровне разговоров. Никаких заявлений в милицию не последовало.

Сама фигура Довгого вызывала у продавцов недоверие. Он приходил в одном и том же — тёмная куртка, вечно опущенная голова, неразговорчив. На вопросы отвечал односложно. Об источнике мяса не говорил ничего конкретного, якобы «из деревни». Ни документов, ни разрешений не предъявлял, что, впрочем, в те годы было типично.



В 2000–2001 годах его стали замечать около мусорных баков, где он собирал банки и старые крышки. Это ещё усилило подозрения: многие уверяли, что он повторно использует тару для новых партий тушёнки. После нескольких жалоб покупателей от него начали отказываться и перекупщики.

Но были и те, кто знал больше. Пару сторожей на кладбище, где он тогда работал, шутили, что «Довгий — не повар, а патологоанатом». Он любил рассказывать рецепты, слишком уж подробно. Один даже говорил: «Да он тебе тушёнку закатает из кого хочешь — хоть из соседа». Тогда все смеялись. А потом — вспоминали с дрожью.

Вскоре запах пошёл не только от банок, но и от двора — от земли у гаражей. И именно тогда, в январе 2004-го, кто-то из соседей набрал номер: «Там мясник какой-то… Но не то мясо режет».

Кто мог помогать «тушоночнику»: звенья молчаливой цепи

Официально следствие не установило ни одного соучастника. Но ряд деталей — допросы, косвенные улики, исчезновения — говорят о том, что вокруг Довгого существовала система попустительства. Кто-то помогал таскать банки. Кто-то — продавать. Кто-то — просто отводил глаза.

1. Зинка-соль — торговка специями.

Свидетели утверждали: он часто приносил ей готовые банки, а взамен получал специи. Она не задавала вопросов. Просто брала. Сама же позже исчезла из города — якобы уехала в Николаев. Следствие не смогло ни допросить её, ни даже установить точное местонахождение.

2. «Федька-боксёр» — подносчик и «носильщик».

Этот персонаж помогал Довгому по хозяйству. Иногда — таскал мешки и пустые банки. На допросе всё отрицал, но соседи его видели не раз с мясными свёртками, которые он называл «паёк от друга». Через полгода после ареста Довгого Фёдора нашли мёртвым.

3. Забегаловки и рынки — молчаливые партнёры.

Консервы Довгого попадали в оборот. Это факт. И сотрудники закусочных, по словам следователей, должны были чувствовать, что с мясом что-то не так. Но тушёнка была дешёвая, и никто не лез в подробности. Всё шло под видом «домашнего продукта». Так работает не соучастие, а пассивная соучастность — опаснее и глубже.

4. Его отец — Анатолий.

Он приезжал, видел, слышал, улавливал тревожные фразы и запахи, но ничего не предпринял. Не обратился в психиатрическую службу. Не вызвал полицию. 

Как поймали «тушоночника»: последняя ошибка, свидетели, задержание

Зима 2004 года. Херсонская область, Новая Каховка. Владимир Довгий работает сторожем на местном кладбище. Ни охраны, ни камер — работа для тех, от кого не ждут подвигов. Устраивался он туда как обычно — без лишнего шума, без рекомендаций, но «с опытом» в виде тетради с расписанием, где был даже график «ночных бдений». Начальство кладбища не задавало лишних вопросов: спокойный, работящий, с чётким внутренним распорядком. Кто будет придираться?

Там он и познакомился с 24-летним Андреем Ребенковым — бригадиром копачей. Молодой, нормальный парень, местный. Сначала они просто перекидывались парой слов, потом начали пить чай в сторожке, делиться бутербродами. Довгий принёс домашнюю тушёнку — так началась их дружба. Андрей удивлялся: тушёнка действительно была вкусной, жирная, как с рынка, а Владимир говорил: «Сам делаю. Из деревни мясо вожу». Ребенков не сомневался. Угощал своих. Так у Владимира появился «доверенный», хоть и неформальный.

Источник - Александр Тисецкий

Но Довгий хотел большего. Он воспринимал дружбу буквально. И если «друг» не воспринимает его всерьёз — это измена. 10 января 2004 года он зовёт Андрея к себе домой — якобы пообщаться, выпить по-человечески. Тот приходит с девушкой, Ириной Ерохиной. Владимир не ожидал, но виду не подал. Он накрыл стол — тушёнка, холодец, салаты, варёное мясо. Всё домашнее. Мясо — «особое».
Во время ужина Владимир, как бы в шутку, говорит: «Вы знаете, это не просто мясо. Это… мои жертвы. Я — серийный убийца».

Андрей смеётся. «Ты? Серьёзно? Ты даже курицу, наверное, боишься резать». Это была роковая фраза. Для Довгого — унижение. Он встаёт, уходит на кухню, берёт тесак, возвращается и наносит удар прямо в грудь Андрею. На глазах у Ирины. Без крика. Без истерики. Как будто делает очередную шинковку.

Десять ударов в грудь. Пять — в спину. А потом — мясорубка. В это время Ирина, в шоке, застывает. Она не пытается бежать. Она не может. Он говорит с ней, как ни в чём не бывало: «Теперь ты веришь, что я убийца?»

Она остаётся у него два дня. Смотрит, как он варит мясо её парня. Как аккуратно закатывает в банки. Подписывает: «Особая».

Расставляет на полки. На третий день, когда они вдвоём выходят на улицу, чтобы закопать кости за гаражами, Владимир на минуту уходит в дом — взять лопату. Этого оказалось достаточно. Ирина убегает. Без верхней одежды. В тапках. Добегает до сараев на территории дома своей подруги, где была обнаружена на следующий день. После того как подруга Ирины обратилась в милицию, Ирина Ерохина была найдена и доставлена в больницу, где ей была оказана психологическая помощь.

Приезжает дежурный наряд. Девушку доставляют в отделение, вызывают психиатра. Поначалу её слова воспринимают как бред: «Консервы из людей? Серьёзно?» Но что-то в её голосе, что-то в деталях — заставляет поверить. Отправляют патруль на Пионерскую улицу, к квартире Довгого.

Он открывает дверь спокойно. Ни бегства, ни сопротивления. Лишь одно слово: «Проходите».

Внутри — ад. На кухне: кастрюли с бульоном, полки с банками, полусырые останки, тетрадь с записями, в которых указаны номера банок, даты и... инициалы. Во время осмотра находят около 120 банок, из них 30 — с подозрительным мясом, без волокон, странной структуры, с запахом, не похожим на свинину или говядину.

А потом находят банку с татуировкой.

Никакая экспертиза уже не нужна. Это был последний пазл. Следователи и судмедэксперты приходят в ужас. Они говорят, что никогда не видели ничего подобного. Довгий молчит. А потом говорит всё. Холодно. Чётко. Без эмоций.

«Да. Убивал. С 1999 года. Делал тушёнку. Продавал. Из уличных девок. Утилизировал падаль».

Следствие, экспертизы и почему суда не было: что случилось после ареста «тушоночника» 

Было изъято:

• 120 банок с продуктами «домашнего» производства;

• более 30 — с мясом, не имеющим характерных волокон свинины или говядины;

• тетрадь с кодировками, датами и пометками «особая», «плотная», «нежная»;

• женская одежда, нижнее бельё и украшения, предположительно — принадлежащие пропавшим девушкам;

• ножи, топорики, тазики, автоклав, закаточные ключи;

• химикаты и реактивы (уксусная кислота, соль, спирт, сода, марганцовка).

Начались экспертизы. И тут выяснилось страшное: из-за термической обработки мяса (в автоклаве при 120°C и выше) в большинстве случаев установить человеческое происхождение белка оказалось невозможно. Структура волокон нарушена, ДНК разрушено. По сути, только в двух образцах удалось выделить остаточные фрагменты, которые позволили уверенно сказать: это не животное происхождение.

Но реальный прорыв — находка кусочка кожи с татуировкой. Совпала с ориентировкой по одной из пропавших женщин — её мать опознала тату. Именно это стало железным аргументом для возбуждения дела по факту убийства с особой жестокостью.

Однако юридически возник тупик: тел нет, признаний много, но объективные доказательства — лишь по одной жертве. И то — без официально найденного тела. Да, были слова Ирины Ерохиной. Да, был расчленённый Ребенков. Но остальные — безвестно пропавшие.



Следствие шло тяжело. Родственники пропавших девушек начали писать заявления только после того, как история вышла наружу. До этого — ни одного официального запроса. Никто их не искал.

Были запрошены данные по исчезнувшим женщинам в Херсоне, Каховке, Бериславе, Николаеве — почти 20 совпадений. Но всё упиралось в срок давности, отсутствие тел, отсутствие генетического материала. Подтвердить можно было не более трёх убийств, и то — с оговорками.

И вот когда дело дошло до этапа переквалификации обвинения и подготовки к суду — Довгий умер. По официальной версии — инфаркт миокарда в СИЗО. Внезапно. Ночью. На фоне хронических заболеваний. Вскрытие показало, что сердце было изношено, вероятно — от постоянного стресса, алкоголя и психических перегрузок.

Дата смерти: 11 октября 2004 года. Суд так и не состоялся. Дело закрыли.

Большая часть банок была уничтожена. Несколько оставили как вещественные доказательства — но вскоре и их утилизировали «в связи с биологической опасностью». По некоторым данным, банки пытались передать для изучения в Москву, но официального подтверждения этому нет.

Финал, о котором никто не говорил официально

Существует версия, которую вряд ли когда-то подтвердят документально — но она гуляет по интернету и среди бывших заключённых. Якобы, находясь уже в СИЗО, Владимир Довгий не просто признался во всём, но и... раскаялся.

По неким свидетельствам, в камере он начал читать Евангелие, молиться, говорить о прощении и даже заявлял, что его «наказывали свыше за грехи мира». Более того, есть информация, что в последние недели жизни он начал предсказывать будущее сокамерникам, уверяя, что стал «пророком» и «инструментом кары». Проверить это невозможно — но такая история есть.

Видео, где об этом рассказывают — прикладываем. Верить в это или нет — решайте сами.

Источник - Иисус-мой Бог.იესო-ჩემი უფალია.Христианская группа

Но если уж в этой истории и есть мораль, то, возможно, она именно здесь: самые тихие и незаметные порой оказываются самыми опасными. А чудовища — не всегда рычат. Иногда они просто закатывают крышки.

Кстати, до сих пор точно неизвестно, кто именно помогал Довгому в самых первых убийствах. Одни источники уверены: его соучастницей была Ирина — та самая девушка, что сбежала и выдала его. Другие настаивают: всё началось с Ольги Мельник — больной туберкулёзом женщины, которую он «лечил» и якобы ел с ней первую жертву. Истина, похоже, так и сгнила в одной из банок.

Ранее «Блокнот Херсон» рассказал всю правду о колониях, еврейских общинах и самой Херсонщине XIX века.

Не забывайте подписываться на наш телеграмм-канал «Блокнот Херсон»

Диана Малык